Если таковые нам встретятся, то под этим наименованием мы соберем все без
исключения факты, имеющие ясно выраженный характер, и не будем беспокоиться о
том, что образованная таким образом классификация не вмещает, быть может, всех
называемых обыкновенно этим именем случаев или, наоборот, вмещает в себя и такие
случаи, которые обыкновенно носят другое название. Важно не то, чтобы уметь
выразить более или менее определенно то понятие, какое составил себе о
самоубийстве, средний интеллект; нужно установить целую категорию явлений,
которые не только могут без всякого затруднения быть занесены в эту рубрику, но,
кроме того, имеют объективное основание, т. е. соответствуют определенной
природе вещей. Среди различных видов смерти есть имеющие в себе особую черту,
заключающуюся в том, что смерть является делом самой жертвы, что страдающим
лицом является сам действующий субъект; с другой стороны, можно с
определенностью сказать, что общераспространенное мнение о самоубийстве именно
этот момент считает для него характерным; внутренний мотив такого рода поступков
с этой точки зрения не имеет определяющего значения. Хотя в общем самоубийство
представляют себе как положительный и неизбежно насильственный поступок, который
требует известной затраты мускульной силы, но вполне может случиться, что
совершенно отрицательное состояние или простое воздержание породят тот же
результат. Можно лишить себя жизни, отказываясь от принятия пищи, точно так же,
как и посредством ножа или выстрела. Вовсе не нужно, чтобы покушение на
самоубийство влекло за собой непосредственный смертельный исход, для того чтобы
можно было смерть признать результатом данного действия; причинная связь может и
не быть прямой, от этого нисколько не меняется самая природа явления.
Иконоборец, жаждущий мученического венца, совершающий сознательное оскорбление
величества, караемое смертной казнью, и умирающий от руки палача, является
самоубийцей не в меньшей степени, чем тот, кто сам наносит себе смертельный
удар; нет никакого основания для различной классификации этих двух
разновидностей добровольной смерти, если вся разница между ними заключается
только в материальных деталях исполнения. Таким образом, прежде всего мы
получаем следующую формулу: самоубийством называется всякий смертный случай,
являющийся непосредственным или посредственным результатом положительного или
отрицательного акта, совершенного самой жертвой.
    Но это определение недостаточно полно; оно не различает двух совершенно
различных видов смерти. Нельзя относить к одному разряду и рассматривать с
одинаковой точки зрения смерть человека, страдающего галлюцинациями, который
выскакивает из окна верхнего этажа, думая, что оно находится в уровень с землей,
и смерть психически здорового человека, убивающего себя вполне сознательно.
Ведь, строго говоря, почти нельзя указать такого смертельного исхода, который не
был бы близким или отдаленным последствием того или иного поступка самого
пострадавшего лица. Правда, причины смерти чаще лежат вне нас, чем внутри нас,
но они влияют на нас только тогда, когда мы сами вступаем в сферу их действия.
Можно ли утверждать, что смерть только тогда может называться самоубийством,
когда сама жертва, совершая поступок, знает, что он будет иметь смертельный
исход? Что только гот действительно убивает себя, кто хочет этого, и что
самоубийство есть намеренное убийство самого себя? Прежде всего это значило бы
определить самоубийство при помощи такого признака, который, каковы бы ни были
его интерес и важность, лишь с трудом поддается наблюдению, а, следовательно, не
легко может быть установлен. Как узнать, что именно заставило действующее лицо
решиться на самоубийство; и, когда он решился, желал ли он именно смерти или
преследовал другую какую-нибудь цель? Само намерение есть слишком интимное
проявление воли и может быть рассматриваемо извне только самым грубым и
приблизительным образом; оно ускользает даже от внутреннего наблюдения. Как
часто мы ошибаемся относительно настоящих мотивов наших поступков! Как часто мы
объясняем наши поступки благородными порывами, возвышенными соображениями, тогда
как они вызваны мелкими чувствами и слепой силой рутины.
    В общем, поступок не может определяться целью, преследуемой действующим лицом,
потому что однородные движения могут относиться к самым различным целям. Если
допустить, что самоубийство имеет место только в том случае, когда у человека
было определенное намерение убить себя,— под наше определение самоубийства не
подошли бы многие факты, в существе своем, несмотря на кажущуюся разнородность,
вполне идентичные с теми, которым это название дается решительно всеми и которых
нельзя называть иначе, так как это значило бы отнять у этого термина всякое
определенное употребление. Солдат, идущий навстречу верной смерти, для того
чтобы спасти свой полк, не хочет умереть, а разве в то же самое время он не
является виновником своей смерти в том же значении этого слова, в каком оно
применимо к промышленнику или коммерсанту, убивающему себя, для того чтобы
избегнуть стыда и позора банкротства. То же самое можно сказать о мученике,
умирающем за веру, о матери, приносящей себя в жертву своему ребенку, и т. д.
Принимается ли смерть только как печальное, но неизбежное условие той цели, к
которой субъект стремится, или же он ищет ее ради нее самой — в обоих случаях он
отказывается от существования, и различные способы расчета с жизнью могут быть
рассматриваемы только как разновидности одного и того же класса явлений. Между
всеми этими разновидностями слишком много основного сходства, для того чтобы их
нельзя было объединить под одним родовым термином, строго различая при этом все
виды этого рода. Правда, согласно обыденному представлению, самоубийство есть
прежде всего порыв отчаяния у человека, который больше не дорожит жизнью; но на
самом деле человек вплоть до самого последнего момента привязан к жизни, хотя
эта привязанность и не мешает ему расстаться с нею. Во всех случаях, когда
человек отказывается от того, что считает своим высшим благом, имеются,
очевидно, общие и существенные признаки; напротив, разнородность побудительных
причин, оказавших влияние на самое решение, может вызвать лишь второстепенные
подразделения. Когда преданность чему-либо простирается до лишения себя жизни,
то с научной точки зрения это будет самоубийством; мы увидим далее, к какому
разряду надо будет отнести этот случай. ..далее