Совершенно другие результаты мы получили, ког¬да, оставив в стороне самого индивида, стали искать в природе самих обществ причины того предрасполо¬жения к самоубийству, которое наблюдается в каждом из них. Насколько отношения между самоубийством и законами физического и биологического порядка сомнительны и двусмысленны, настолько непосредст¬венны и постоянны соотношения между самоубий¬ством и известными состояниями социальной среды. На этот раз оказались налицо настоящие законы, по¬зволяющие нам испробовать методическую классифи¬кацию типов самоубийства. Определенные таким об¬разом нами социологические причины объяснили нам даже те отдельные совпадения, которые часто припи¬сывались влиянию материальных причин и в которых хотели видеть доказательство этого влияния. Если чис¬ло женщин, покончивших с собой, гораздо меньше, чем число мужчин, то это происходит оттого, что первые гораздо меньше соприкасаются с коллективной жизнью и поэтому менее сильно чувствуют ее дурное или хорошее воздействие. То же самое наблюдается по отношению к старикам и детям, хотя по несколько другим причинам. Затем, если число самоубийств уве¬личивается начиная с января и кончая июнем, а затем начинает уменьшаться,— это происходит потому, что и социальная деятельность испытывает те же сезонные изменения. Вполне естественно, что различные резуль¬таты, которые производит эта деятельность, подчинены тому же самому ритму, как и она сама, а следова¬тельно, наиболее ощутимы в течение первого из ука¬занных периодов; но так как самоубийство есть тоже продукт этой деятельности, то и оно подчиняется тем же законам.
Из всех этих фактов можно вывести только то заключение, что процент самоубийств зависит только от социологических причин и что контингент добро¬вольных смертей определяется моральной организаци¬ей общества. У каждого народа существует известная коллективная сила определенной интенсивности, толкающая человека на самоубийство. Те поступки, кото¬рые совершает самоубийца и которые на первый взгляд кажутся проявлением личного темперамента, являются на самом деле следствием и продолжением некоторого социального состояния, которое находит себе в них внешнее обнаружение.
Таким образом разрешается вопрос, поставленный нами в начале этой книги. Следовательно, утвержде¬ние, что каждое человеческое общество имеет более или менее сильно выраженную наклонность к само¬убийству, не является метафорой; выражение это имеет свое основание в самой природе вещей. Каждая социа¬льная группа действительно имеет к самоубийству определенную, присущую именно ей коллективную на¬клонность, которая уже определяет собой размеры индивидуальных наклонностей, а отнюдь не наоборот. Наклонность эту образуют те течения эгоизма, альтру¬изма или аномии, которые в данный момент охватыва¬ют общество, а уже их следствием являются предрас¬положения к томительной меланхолии, или к деятель¬ному самоотречению, или к безнадежной усталости. Эти-то коллективные наклонности, проникая в индиви¬да, и вызывают в нем решение покончить с собой. Что касается случайных происшествий, считающихся обыкновенно ближайшими причинами самоубийства, то они оказывают на человека только то влияние, которое возможно при наличии данного морального пред¬расположения человека, являющегося в свою очередь только отголоском морального состояния общества. Для того чтобы объяснить отсутствие привязанности к жизни, человек ссылается на обстоятельства, кото¬рые его непосредственно окружают; он находит, что жизнь скучна, потому что ему самому скучно. Конеч¬но, с одной стороны, тоска приходит к нему извне, но не зависит от той или другой случайности в его жизни, а от той общественной группы, часть которой он со¬ставляет. Вот почему нет ничего, что бы могло слу¬жить случайной причиной самоубийства; все зависит от той интенсивности, с которой влекущие за собой самоубийство причины оказывали свое воздействие на индивида.
 ..далее