Конечно, не может быть никакого сомнения в том, что, чем больше человеческое
общество будет приближаться к этому идеальному равенству, тем меньше будет также
и нужды в социальном принуждении. Но весь вопрос заключается здесь только в
степени, потому что всегда останется налицо наследственность или так называемое
природное дарование. Умственные способности, вкус, научный, художественный,
литературный или промышленный талант, мужество и физическая ловкость даруются
нам судьбой вместе с рождением точно так же, как передаваемый по наследству
капитал, точно так же, как в прежние времена дворянин получал свой титул и
должность. Как и раньше, нужна будет известная моральная дисциплина, для того
чтобы люди, обделенные природой в силу случайности своего рождения, примирились
со своим худшим положением. Нельзя идти в требованиях равенства настолько
далеко, чтобы утверждать, что раздел должен производиться поровну между всеми,
без всякого отличия для более полезных и достойных членов общества. При таком
понимании справедливости нужна была бы совершенно особая дисциплина, чтобы
выдающаяся индивидуальность могла примириться с тем, что она стоит на одной
ступени с посредственными и даже ничтожными общественными элементами.
    Но само собой разумеется, что подобная дисциплина, так же как и в предыдущем
случае, только тогда может быть полезной, если подчиненные ей люди признают ее
справедливой. Если же она держится только по принуждению и привычке, то мир и
гармония существуют в обществе лишь по видимости, смятение и недовольство уже
носятся в общественном сознании, и близко то время, когда по внешности
сдержанные индивидуальные стремления найдут себе выход. Так случилось с Римом и
Грецией, когда поколебались те верования, на которых покоилось, с одной стороны,
существование патрициата, а с другой — плебса; то же повторилось и в наших
современных обществах, когда аристократические предрассудки начали терять свой
престиж. Но это состояние потрясения по характеру своему, конечно,
исключительно, и оно наступает только тогда, когда общество переживает
какой-нибудь болезненный кризис. В нормальное время большинство обыкновенно
признает существующий общественный порядок справедливым. Когда мы говорим, что
общество нуждается в авторитете, противополагающем себя стремлениям частных лиц,
то меньше всего мы хотим, чтобы нас поняли в том смысле, что насилие в наших
глазах—единственный источник порядка. Поскольку такого рода регламентация имеет
своей целью сдерживать индивидуальные страсти, постольку источником своим она
должна иметь начало, возвышающееся над индивидами, и подчинение ей должно
вытекать из уважения, а не из страха.
    Итак, ошибается тот, кто утверждает, что человеческая деятельность может быть
освобождена от всякой узды. Подобной привилегией на этом свете не может
пользоваться никто и ничто, потому что всякое существо, как часть вселенной,
связано с ее остальною частью; природа каждого существа и то, как она
проявляется, зависят не только от этого существа, но и от всех остальных
существ, которые и являются, таким образом, для него сдерживающей и регулирующей
силой. В этом отношении между каким-нибудь минералом и мыслящим существом вся
разница заключается только в степени и форме. Для человека в данном случае
характерно то обстоятельство, что сдерживающая его узда по природе своей не
физического, но морального, т. е. социального, свойства. Закон является для него
не в виде грубого давления материальной среды, но в образе высшего, и
признаваемого им за высшее, коллективного сознания. Большая и лучшая часть
жизненных интересов человека выходит за пределы телесных нужд и потому
освобождается от ярма физической природы, но попадает под ярмо общества. ..далее