Если, вместо того чтобы наблюдать факты, мы попытаемся путем априорных
соображений предсказать, какое время года должно наиболее благоприятствовать
самоубийствам, то мы естественнее всего остановимся на мысли, что этим временем
года должны быть те месяцы, когда солнце показывается наиболее редко, когда
температура наиболее низка, когда погода наиболее сыра. В самом деле, тот унылый
вид, который принимает в это время природа, должен, по-видимому, неизбежно
располагать к мечтательности, пробуждать тоскливые настроения, вызывать
меланхолию. К тому же как раз в этот период жизнь оборачивается к людям самой
суровой своей стороной, ибо в холодные месяцы, с одной стороны, требуется
усиленное питание для пополнения недостатка естественной теплоты, с другой
стороны, добывание пищи затрудняется. Вот те соображения, исходя из которых еще
Монтескье считал холодные и сырые страны особенно благоприятной почвой для
развития самоубийств; и в течение долгого времени это мнение принималось всеми
безапелляционно. Применяя его к отдельным временам года, пришли к мысли, что
осенью самоубийства должны достигать своего апогея. Хотя уже Esquyrol высказал
сомнение в точности этой теории, тем не менее Falret все еще принимает ее в
принципе. В настоящее время статистика ее окончательно опровергла. Не зимой, не
осенью достигает число самоубийств своего максимума, а летом, когда природа
имеет самый радостный вид, а температура самая мягкая. Человек предпочитает
расставаться с жизнью в тот момент, когда она для него наиболее легка. В самом
деле, если разбить год на два полугодия — одно, содержащее в себе шесть самых
теплых месяцев (с марта до августа включительно), и другое, состоящее из шести
самых холодных месяцев, то, как оказывается, преобладающее число самоубийств
всегда падает на первое из них. Нет ни одной страны, которая бы составляла
исключение из этого правила. Соответственная пропорция самоубийств везде
одинакова — пределы отклонения не превышают нескольких единиц. Из 1000 ежегодных
самоубийств от 590 до 600 приходится на летние месяцы и только 400 — на
остальную часть года.
    Соотношение между самоубийством и колебаниями температуры может быть даже
определено с большей точностью.
    Если мы условимся называть зимой три месяца — с декабря до февраля включительно,
весной — март, апрель и май, летом — июнь, июль и август и осенью — остальные
три месяца и если мы распределим эти четыре сезона соответственно тому месту,
которое занимает в течение каждого из них смертность от самоубийства, то мы
почти всегда найдем, что лето стоит на первом месте. Морселли имел возможность
сравнить с этой точки зрения 34 различных периода в 18 европейских государствах
и констатировал, что в 30 случаях, т. е. в 88 из ста, максимум самоубийств
падает на летний период, только в трех случаях — на весну и в одном случае — на
осень. Это последнее уклонение, наблюдавшееся в одном только великом герцогстве
Баденском и в один только момент его истории, не имеет значения, ибо оно есть
результат подсчета, охватывающего слишком короткий промежуток времени; к тому же
оно не повторялось в позднейшие периоды. Три прочих исключения столь же
малодоказательны. Они относятся к Голландии, Ирландии и Швеции. Что касается
двух первых стран, то те цифровые данные, которые послужили основанием для
вычисления сезонной средней, слишком малочисленны для того, чтобы из них можно
было делать какие бы то ни было достоверные выводы,— в Голландии было
зарегистрировано всего 387, в Ирландии— 755 случаев. К тому же статистика у
обоих этих народов не получила еще достаточно авторитетной постановки. Наконец,
в Швеции данный факт был констатирован только в течение периода 1835— 1851 гг.
Таким образом, если ограничиться теми государствами, относительно которых мы
имеем совершенно несомненные сведения, то установленный выше закон окажется
абсолютным и всеобщим. ..далее