Его причиной является, как мы уже говорили, институт развода с той совокупностью
идей и нравов, которая его породила и которую он только санкционирует. Следует
ли отсюда, что его надо уничтожить там, где он существует? Вопрос этот слишком
сложен, чтобы мы его здесь рассматривали; его с пользой можно трактовать лишь в
конце специального исследования о браке и его эволюции. В настоящую минуту нам
нужно только заняться отношением развода к самоубийству. И с этой точки зрения
мы скажем: единственное средство уменьшить число самоубийств, вызываемых брачной
аномией, это — сделать брак более нерасторжимым.
    Есть обстоятельство, которое делает этот вопрос чрезвычайно тревожным и придает
ему почти драматический интерес. Оно состоит в том, что нельзя уменьшить этим
путем числа самоубийств мужей, не увеличивая его среди жен. Неужели необходимо
пожертвовать одним из полов и вопрос сводится лишь к тому, чтобы выбрать меньшее
из двух зол? Мы не видим другого возможного решения, до тех пор пока интересы
супругов в браке останутся столь противоположными. Пока одним прежде всего нужна
будет свобода, а другим дисциплина, брачный институт не может одинаково
удовлетворять тех и других. Но антагонизм, делающий теперь невозможным
разрешение вопроса, не вечен, и можно надеяться, что он исчезнет.
    Этот антагонизм порождается тем, что оба пола неодинаково участвуют в
общественной жизни. В то время как муж активно в ней замешан, жена лишь
присутствует при ней на почтительном расстоянии. Поэтому он социализован в
гораздо большей степени, чем она. Его вкусы, стремления, настроения имеют
большей частью коллективное происхождение, тогда как у жены они находятся в
гораздо более непосредственной зависимости от организма. У него, таким образом,
совершенно другие потребности, чем у нее, а потому невозможно, чтобы институт,
который должен регулировать их общую жизнь, мог быть справедливым и
удовлетворять одновременно столь противоположные требования. Он не может
удовлетворять одновременно два существа, из которых одно почти все целиком
продукт общества, а другое осталось в гораздо большей степени тем, чем сделала
его природа. Но совершенно не доказано, чтобы эта противоположность должна была
сохраниться навеки. Конечно, в известном смысле она в первобытное время была
менее заметна, чем теперь, но из этого не следует, что она должна без конца
развиваться. Ведь социальные состояния, самые примитивные, часто вновь возникают
на самых высших стадиях эволюции, но под другими формами, почти противоположными
тем, какие они имели вначале. Нет, правда, основания предполагать, чтобы женщина
была когда-нибудь в состоянии исполнять в обществе те же функции, что и мужчина,
но она может играть в нем роль, которая, будучи чисто женской, была бы, однако,
более активной, чем ее нынешняя роль. Женщины никогда не станут подобными
мужчинам; напротив, можно думать, что они будут все больше от него отличаться.
Но эти различия будут больше утилизированы социально, чем это было в прошлом.
Почему, например, по мере того как мужчина, все больше и больше поглощаемый
утилитарной деятельностью, принужден отказываться от эстетических функций, эти
последние не могут переходить к женщине? Оба пола, таким образом, сблизятся,
дифференцируясь. Они будут социализироваться в равной степени, но в различных
направлениях. И по-видимому, в этом именно смысле и совершается эволюция. В
городах женщина больше отличается от мужчины, чем в деревнях, и, однако, в
городах ее умственное и нравственное существо больше пропитано социальной
жизнью. ..далее