К несчастью, этот мнимый закон покоится на фактической ошибке. Морселли забыл,
что всюду вдов в 2 раза больше, чем вдовцов. Во Франции, в круглых цифрах,
насчитывается 2 000 000 первых и 1 000 000 вторых. В Пруссии, по переписи 1890
г., насчитывалось 450000 одних и 1 319000 других. При таких условиях вполне
естественно, что относительное число самоубийств у вдов значительнее, чем у
замужних женщин, которых, само собою разумеется, имеется ровно столько же, как и
женатых мужчин. Для того чтобы сравнение имело какую-нибудь ценность, надо обе
группы населения привести к одинаковому уровню; но если выполнить эту
предосторожность, получится результат, обратный тому, какой дает Морселли. В
среднем возрасте вдов, т. е. в 60-летнем возрасте, 1 млн женщин дает 154 случая
самоубийства и 1 млн мужчин— 577. Доля женщин (21%) значительно уменьшается для
вдов. На 1 млн вдов приходится 210 случаев, а на 1 млн вдовцов—1017. Мы видим,
что из 100 самоубийств вдовых обоего пола на долю женщин приходится только 17.
Напротив, пропорция мужчин поднимается от 79 до 83%. Итак, становясь вдовцом,
мужчина теряет больше, чем женщина, попадающая в аналогичное положение, так как
он теряет при этом некоторые из тех преимуществ, которые связаны для него с
брачным состоянием. Нет никакого основания предполагать, что эта перемена
положения приносит женщине больше забот и огорчений, чем мужчине;
действительность говорит нам обратное. Известно, что смертность среди вдовцов
значительно выше, чем среди вдов; то же можно сказать и относительно вторичного
вступления в брак. Вдовцы в любом возрасте в 3 или в 4 раза чаще вторично
женятся, чем холостяки вступают в брак, тогда как вдовы выходят замуж только
немногим больше чем девушки. Женщина с такою же степенью холодности относится ко
вторичному замужеству, с какою горячностью мужчина стремится вторично жениться.
Дело обстояло бы совершенно иначе, если бы положение вдовца легко переносилось
мужчиной и если бы, наоборот, женщина, согласно общераспространенному мнению,
так много терпела от потери мужа.
    Но если в положении вдовы нет ничего такого, чтобы специально парализовать те
природные качества, которые предполагаются у женщины в силу одного того, что она
была избрана в супруги, и если качества эти не проявляют себя во время брака
хоть сколько-нибудь заметным образом, то нет никакого основания предполагать,
что они действительно существуют. Гипотеза брачного подбора совершенно
неприменима к женщине; ничто не дает нам права предполагать, что женщина,
призванная к замужеству, обладает привилегированной натурой, предохраняющей ее в
известной мере от самоубийства. Следовательно, настолько же неосновательно
аналогичное предположение насчет мужчины. Коэффициент 1,5, которым пользуются
бездетные супруги, получается вовсе не потому, что эти люди происходят от самой
здоровой части населения; он может являться только результатом брака. Надо
признать, что супружески союз, столь пагубный для женщины, действует на мужчину,
даже и при отсутствии детей, благотворным образом. Мужчины, вступающие в брак,
вовсе не составляют природной аристократии: вступая в брак, они не обладают
совершенно определившимся душевным складом, который мог бы предохранить их от
самоубийства. Но этот склад развивается под влиянием самого брачного
сожительства. Во всяком случае, если женатые мужчины обладают некоторыми
природными преимуществами, то последние носят очень смутный и неопределенный
характер, потому что остаются в бездействии, пока не являются на сцену
какие-нибудь дополнительные условия. Совершенно справедливо, что самоубийство
зависит главным образом не от внутренних свойств индивида, а от внешних причин,
управляющих людьми.
    Нам остается разрешить еще один очень важный вопрос. Если этот коэффициент— 1,5,
не зависящий от присутствия или отсутствия детей, обязан своим существованием
браку, то почему же он переживает самый брак и, правда в несколько смягченной
форме (1,2), но .все-таки встречается у бездетных вдовцов? Если отбросить теорию
брачного подбора, объясняющую это явление, то чем другим объяснить его? ..далее