По всем этим соображениям, установить можно было бы лишь чисто моральные
наказания. Единственное, что возможно, это—лишить самоубийцу почестей
правильного погребения, лишить покушавшегося на самоубийство некоторых
гражданских, политических или семейных прав, например некоторых родительских
прав или права быть избранным на общественные должности. Общественное мнение,
нам кажется, легко согласится на то, чтобы человек, пытавшийся уйти от главных
своих обязанностей, пострадал в соответственных правах. Но как бы ни были
законны эти меры, они никогда не будут иметь решающего влияния. Было бы
ребячеством думать, что они в силах остановить такое сильное течение.
    К тому же сами по себе эти меры не коснулись бы корней зла. В самом деле, если
мы отказались запретить законом самоубийство, это значит, что мы слишком слабо
чувствуем его безнравственность. Мы даем ему развиваться на свободе, потому что
оно не возмущает нас в такой степени, как это было когда-то. Но никакими
законодательными мерами не удастся, конечно, пробудить нашу моральную
чувствительность. Не от законодателя зависит, что тот или иной факт кажется нам
морально возмутительным или нет. Когда закон воспрещает акты, которые
общественное мнение находит невинными, то нас возмущает закон, а не наказуемое
деяние. Наша чрезмерная терпимость по отношению к самоубийству объясняется тем,
что порождающее его душевное настроение стало общим и мы не можем его осуждать,
не осуждая самих себя. Мы слишком им пропитаны, чтобы хоть отчасти не прощать
его. Но в таком случае единственное для нас средство стать более суровыми это —
воздействовать непосредственно на пессимистический поток, ввести его в
нормальные берега и не давать ему из них выходить, вырвать общественную совесть
из-под его влияния и укрепить ее. Когда она вновь обретет свою моральную точку
опоры, она подобающим образом будет реагировать на все, что ее оскорбляет. Не
нужно будет изобретать системы репрессивных мер — эта система установится сама
собой под давлением потребностей. А до тех пор будет искусственной и,
следовательно, бесполезной.
    Не является ли, однако, воспитание самым верным средством достигнуть этого
результата? Так как оно дает возможность воздействовать на характеры, то не
может ли оно сделать их более мужественными и, следовательно, менее
снисходительными к людям, теряющим мужество? Так думал Морселли. По его мнению,
все профилактическое лечение самоубийства выражается следующей формулой:
«Развивать у человека способность координировать свои идеи и свои чувства, чтоб
он был в состоянии преследовать определенную цель в жизни; словом, дать
моральному характеру силу и энергию». К тому же заключению приходит мыслитель
совсем другой школы. «Как подрезать самоубийство в корне?» — спрашивает Франк.
«Совершенствуя великое дело воспитания, развивая не только умы, но и характеры,
не только идеи, но и убеждения»,— отвечает он. ..далее