Другими словами, если, как часто говорят, человек по натуре своей двойствен, то
это значит, что к человеку физическому присоединяется человек социальный, а
последний неизбежно предполагает существование общества, выражением которого он
является и которому он предназначен служить. И как только оно разбивается на
части, как только мы перестаем чувствовать над собой его животворную силу,
тотчас же социальное начало, заложенное внутри нас, как бы теряет свое
объективное существование. Остается только искусственная комбинация призрачных
образов, фантасмагория, рассеивающаяся от первого легкого прикосновения мысли;
нет ничего такого, что бы могло дать смысл нашим действиям, а между тем в
социальном человеке заключается весь культурный человек; только он дает цену
нашему существованию. Вместе с тем мы утрачиваем всякое основание дорожить своею
жизнью; та жизнь, которая могла бы нас удовлетворить, не соответствует более
ничему в действительности, а та, которая соответствует действительности, не
удовлетворяет больше нашим потребностям. Так как мы были приобщены к высшим
формам существования, то жизнь, которая удовлетворяет требованиям ребенка и
животного, уже не в силах больше удовлетворить нас. Но раз эти высшие формы
ускользают от нас, мы остаемся в совершенно беспомощном состоянии; нас
охватывает ощущение трагической пустоты, и нам не к чему больше применить свои
силы. В этом отношении совершенно справедливо говорить, что для полного развития
нашей деятельности необходимо, чтобы объект ее превосходил нас. Не для того
нужен нам этот объект, чтобы он поддерживал в нас иллюзию невозможного
бессмертия; но он как таковой подразумевается самой нашей моральной природой; и
если он исчезает, хотя бы только отчасти, то в той же мере и наша моральная
жизнь теряет всякий смысл. Совершенно лишне доказывать, что при таком состоянии
психической дисгармонии незначительные неудачи легко приводят к отчаянным
решениям. Если жизнь теряет всякий смысл, то в любой момент можно найти предлог
покончить с нею счеты.
    Но это еще не все. Подобное чувство оторванности от жизни наблюдается не только
у отдельных индивидов. В число составных элементов всякого национального
темперамента надо включить и способ оценки значения жизни. Подобно
индивидуальному настроению существует коллективное настроение духа, которое
склоняет народ либо в сторону веселья, либо печали, которое заставляет видеть
предметы или в радужных, или в мрачных красках. Мало того, только одно общество
в состоянии дать оценку жизни в целом; отдельный индивид здесь не компетентен.
Отдельный человек знает только самого себя и свой узкий горизонт; его опыт
слишком ограничен для того, чтобы служить основанием для общей оценки. Человек
может думать, что его собственная жизнь бесцельна, но он не может ничего сказать
относительно других людей. Напротив, общество может, не прибегая к софизмам,
обобщить свое самочувствие, свое состояние здоровья или хилости. Отдельные
индивиды настолько тесно связаны с жизнью целого общества, что последнее не
может стать больным, не заразив их; страдания общества неизбежно передаются и
его членам; ощущения целого неизбежно передаются его составным частям. Поэтому
общество не может ослабить свои внутренние связи, не сознавая, что правильные
устои общей жизни в той же мере поколеблены. Общество есть цель, которой мы
отдаем лучшие силы нашего существа, и поэтому оно не может не сознавать, что,
отрываясь от него, мы в то же время утрачиваем смысл нашей деятельности. Так как
мы являемся созданием общества, оно не может сознавать своего уцадка, не ощущая
при этом, что создание его опплие не служит более ни к чему. Таким путем
обыкновенно образовываются общественные настроения уныния и разочарования,
которые не проистекают, в частности, от одного только индивида, но выражают
собой состояние разложения, в котором находится общество. Они свидетельствуют об
ослаблении специальных уз, о своеобразном коллективном бесчувствии, о социальной
тоске, которая, подобно индивидуальной грусти, когда она становится хронической,
свидетельствует на свой манер о болезненном органическом состоянии индивидов.
Тогда появляются на сцене те метафизические и религиозные системы, которые,
формулируя эти смутные чувства, стараются доказать человеку, что жизнь не имеет
смысла и что верить в существование этого смысла — значит обманывать самого
себя. Новая мораль заступает на место старой и, возвышая факт в право, если не
советует и не предписывает самоубийства, то по крайней мере направляет в его
сторону человеческую волю, внушая человеку, что жить надо возможно меньше. В
момент своего появления мораль эта кажется изобретенной всевозможными авторами,
и их иногда даже обвиняют в распространении духа упадка и отчаяния. В
действительности же эта мораль является следствием, а не причиной; новые учения
о нравственности только символизируют на абстрактном языке и в систематической
форме физиологическую слабость социального тела. И поскольку эти течения носят
коллективный характер, постольку в силу самого своего происхождения они носят на
себе оттенок особенного авторитета в глазах индивида и толкают его с еще большей
силой по тому направлению, по которому влечет его состояние морального распада,
вызванного в нем общественной дезорганизацией. Итак, в тот момент, когда индивид
резко отдаляется от общества, он все еще ощущает на себе следы его влияния. Как
бы ни был индивидуален каждый человек, внутри его всегда остается нечто
коллективное: это уныние и меланхолия, являющиеся следствием крайнего
индивидуализма. Обобщается тоска, когда нет ничего другого для обобщения.
    Рассмотренный выше тип самоубийств вполне оправдывает данное ему нами название;
эгоизм является здесь не вспомогательным фактором, а производящей причиной. Если
разрываются узы, соединяющие человека с жизнью, то это происходит потому,1 что
ослабла связь его с обществом. Что же касается фактов частной жизни, кажущихся
непосредственной и решающей причиной самоубийства, то в действительности они
могут быть признаны только случайными. Если индивид так легко склоняется под
ударами жизненных обстоятельств, то это происходит потому, что состояние того
общества, к которому он принадлежит, сделало из него добычу, уже совершенно
готовую для самоубийства. ..далее