Под этим давлением каждый в своей сфере может отдать себе приблизительный отчет
в том, до какого предела могут простираться его жизненные требования. Если
субъект дисциплинирован и признает над собою коллективный авторитет, т. е.
обладает здоровой моральной конструкцией, то он чувствует сам, что требования
его не должны подниматься выше определенного уровня. Индивидуальные стремления
заключены в этом случае в определенные рамки и имеют определенную цель, хотя в
подобном самоограничении нет ничего обязательного или абсолютного. Экономический
идеал, установленный для каждой категории граждан, в известных пределах
сохраняет подвижность и не препятствует свободе желаний; но он небезграничен.
Благодаря этому относительному ограничению и обузданию своих желаний люди могут
быть довольны своей участью, сохраняя при этом стремление к лучшему будущему;
это чувство удовлетворенности дает начало спокойной, но деятельной радости,
которая для индивида точно так же, как и для общества, служит показателем
здоровья. Каждый, по крайней мере в общем, примиряется со своим положением и
стремится только к тому, на что он может с полным правом надеяться как на
нормальную награду за свою деятельность. Человек вовсе не осужден пребывать в
неподвижности; перед ним открыты пути к улучшению своего существования, но даже
неудачные попытки в этом направлении вовсе не должны повлечь за собою полного
упадка духа. Индивид привязан к тому, что он имеет, и не может вложить всю свою
душу в добывание того, чего у него еще нет; поэтому даже в том случае, если все
то новое, к чему он стремится и на что надеется, обманет его, жизнь не утратит
для него всякой ценности. Самое главное и существенное останется при нем.
Благополучие его находится в слишком прочном равновесии, чтобы какие-нибудь
преходящие неудачи могли его ниспровергнуть.
    Конечно, было бы совершенно бесполезно, если бы каждый индивид считал
справедливой признанную общественным мнением иерархию функции, не признавая в то
же самое время справедливым тот способ, каким рекрутируются исполнители этих
функций. Рабочий не может находиться в гармонии со своим социальным положением,
если он не убежден в том, что занимает именно то место, которое ему следует
занимать. Если он считает себя способным исполнять другую функцию, то его работа
не может удовлетворять его. Поэтому недостаточно того, чтобы общественное мнение
только регулировало для каждого положения средний уровень потребностей; нужна
еще другая, более точная регламентация, которая определила бы, каким образом
различные социальные функции должны открываться частным лицам. И действительно,
нет такого общества, где не существовала бы подобная регламентация; конечно, она
изменяется в зависимости от времени и места. В прежнее время почти
исключительным принципом социальной классификации было происхождение; в
настоящее время удержалось неравенство по рождению лишь постольку, поскольку оно
создается различиями в унаследованных имуществах. Но под этими различными
формами вышеупомянутая регламентация имеет всюду дело с одним и тем же объектом.
Равным образом повсюду существование ее возможно только при том условии, что она
предписывается индивиду властью высшего авторитета, т. е. авторитета
коллективного. Ведь никакая регламентация не может установиться без того, чтобы
от тех или других— а чаще всего и от тех, и от других — членов общества не
потребовалось известных уступок и жертв во имя общего блага.
    Некоторые авторы думали, правда, что это моральное давление сделается излишним,
как только исчезнет передача по наследству экономического благосостояния. Если,
говорили они, институт наследства будет уничтожен, то каждый человек будет
вступать в жизнь с равными средствами, и если борьба между конкурентами будет
начинаться при условии полного равенства, то нельзя будет назвать ее результаты
несправедливыми. Все должны будут добровольно признать существующий порядок
вещей за должный. ..далее