Главная страница

Эмиль ДЮРКГЕЙМ

САМОУБИЙСТВО


    I
    Первый вид самоубийства, без сомнения известный уже в античном мире, но в
особенности распространенный в настоящее время, представляет в его идеальном
типе Рафаэль Ламартина. Характерной его чертою является состояние томительной
меланхолии, парализующей всякую деятельность человека. Всевозможные дела,
общественная служба, полезный труд, даже домашние обязанности внушают ему только
чувство безразличия и отчуждения. Ему невыносимо соприкосновение с внешним
миром, и, наоборот, мысль и внутренний мир выигрывают настолько же, насколько
теряет внешняя дееспособность. Закрывая глаза на все окружающее, человек главным
образом обращает внимание на состояние своего сознания; он избирает его
единственным предметом своего анализа и наблюдений. Но в силу этой
исключительной концентрации он только углубляет ту пропасть, которая отделяет
его от окружающего его мира; с того момента, как индивид начинает заниматься
только самим собой, он уже не может думать о том, что не касается только его. и,
углубляя это состояние, увеличивает свое одиночество. Занимаясь только самим
собой, нельзя найти повода заинтересоваться чем-нибудь другим. Всякая
деятельность в известном смысле альтруистична, так как она центробежна и как бы
раздвигает рамки живого существа за его собственные пределы. Размышление же,
наоборот, содержит в себе нечто личное и эгоистическое; так, оно возможно только
при условии, если субъект освобождается из-под влияния объекта, отдаляется от
него и обращает мысли внутрь самого себя; и чем совершеннее и полнее будет это
сосредоточение в себе, тем интенсивнее будет размышление. Действие возможно
только при наличии соприкосновения с объектом; наоборот, для того чтобы думать
об объекте, надо уйти от него, надо созерцать его извне; в еще большей степени
такое отчуждение необходимо для того, чтобы думать о самом себе. Тот человек,
вся деятельность которого направлена на внутреннюю мысль, становится
нечувствительным ко всему, что его окружает. Если он любит, то не для того,
чтобы отдать себя другому существу и соединиться с ним в плодотворном союзе;
нет, он любит для того, чтобы иметь возможность размышлять о своей любви.
Страсти его только кажущиеся, потому что они бесплодны; они рассеиваются в
пустой игре образов, не производя ничего существующего вне их самих.
    Но с другой стороны, всякая внутренняя жизнь получает свое первоначальное
содержание из внешнего мира. Мы можем мыслить лишь объекты и тот способ, каким
мы их мыслим. Мы не можем размышлять о нашем сознании, беря его в состоянии
полной неопределенности: в таком виде оно непредставимо. Определиться же оно
может только с помощью чего-нибудь другого, находящегося вне его самого.
Поэтому, если оно, индивидуализируясь, переходит за границу известной черты,
если оно слишком радикально порывает со всем остальным миром, миром людей и
вещей — оно уже лишает себя возможности черпать из тех источников, которыми оно
нормально должно питаться, и не имеет ничего, к чему оно могло бы быть
приложено. Создавая вокруг себя пустоту, оно создает ее и внутри себя, и
предметом его размышления становится лишь его собственная духовная нищета. Тогда
человек может думать только о той пустоте, которая образовалась в его душе, и о
той тоске, которая является ее следствием. Оно и ограничивается этим
самосозерцанием, отдаваясь ему с какой-то болезненной радостью, хорошо известной
Ламартину, который прекрасно описал это чувство, вложив рассказ о нем в уста
своего героя: «Все окружающее меня было наполнено тем же томлением, что и моя
душа, и удивительно гармонировало с нею и увеличивало мою тоску, придавая ей
особую прелесть. Я погружался в бездны этой тоски, но она была живая, полная
мыслей, впечатлений, слияния с бесконечностью разнообразных светотеней моей
души, и поэтому у меня никогда не являлось желания освободиться от нее. Это была
болезнь, но болезнь, вызывавшая вместо страдания чувство наслаждения, и
следующая за ней смерть рисовалась в виде сладостного погружения в
бесконечность. Я решился с этого времени отдаваться этой тоске всецело,
запереться от могущего меня развлечь общества, обречь себя на молчание,
одиночество и холодность по отношению к тем людям, которые могут встретиться мне
на моем жизненном пути; я хотел, чтобы одиночество моей души было для меня как
бы саваном, который, скрывая от меня людей, давал бы возможность созерцать
только природу и Бога». ..далее 




Все страницы произведения: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382